Миф о мифе, чутка мифологии Опции

[Алтимус]

Придуманное чудовище.

Жил да был на острове Крит один царь по имени Минос. Всего в достатке было на его острове, правил он мудро и справедливо. Но Миносу всего этого было мало – царь хотел прославиться по всему Средиземноморью. Ни есть, ни спать не мог царь: так сильно желал он славы. Но не было у Миноса богатого воображения – всего и хватило на то, чтобы объявить себя сыном Зевса. Ничего больше не мог придумать царь для своего прославления, а между тем жажда великой славы сжигала его.
Однажды, спасаясь от смерти, по обвинению в убийстве собственного племянника, прибыл на Крит знаменитый учёный, художник и скульптор Дедал. Минос обрадовался прибытию такого известного человека, принял его как дорогого гостя, рассчитывая, что в благодарность учёный сотворит для его острова какую-нибудь диковинку, и тщеславие Миноса будет удовлетворено.
Что ж, Дедал не отказал гостеприимному царю, пообещавшему отстоять его от обоснованных притязаний афинян на жизнь скульптора. В благодарность учёный спроектировал и выстроил дивный дворец Лабиринт, чьи переходы были настолько запутаны, что там запросто можно было потеряться и остаться навсегда.
Однако, по мнению Миноса, одного только дворца не хватало для великой славы, которой жаждал царь. Хитроумный Дедал задумался. В отличие от властителя Крита, учёному воображения было не занимать, иначе бы он не смог стать художником и скульптором, чьи произведения славились по всем странам и городам Средиземноморья. И Дедал сочинил для Миноса и Лабиринта удивительную историю о том, как жена царя, в поисках благословения Зевса, отдалась белому быку, жившему при храме этого бога на Крите и посвящённого Громовержцу. От сего соития она родила ужасное чудовище – человека с головой быка, названного Минотавром, то есть быком Миноса. Чудовище оказалось исключительно кровожадным и питалось только человеческой плотью. Его поселили в центре Лабиринта, подальше от всех людей, чтобы чудище не беспокоило никого своим рёвом и дикими повадками.
Выслушав эту историю, Минос был сначала немало озадачен: где же тут место для его царской славы? Но Дедал, помнящий об угрозе для себя, исходящей от жаждущих справедливости афинян, спросил царя, нет ли у него повода обложить славные Афины данью. Повод как раз нашёлся: кем-то из афинян был убит сын Миноса Андрогей и царь потребовал у Афин золота в искупление этого греха. Ну что ж, так может быть, добавить к золотой и человеческую дань, как раз для чудовищного Минотавра. Слух об этой позорной для великих Афин кабале разнесётся далеко, а там уже, глядишь, люди заговорят о правителе Крита, что взял на себя заботы о кровожадном сыне Зевса.
Минос одобрил такой план, только всё никак не мог понять, где же им взять необходимого монстра или как какого-нибудь быка заставить жить в Лабиринте и есть человечье мясо. Но Дедал и тут не растерялся: пусть люди заходят в Лабиринт навстречу мнимому чудовищу, что будет реветь в глубинах дворца, достаточно запереть за ними двери и никто никогда не выберется оттуда, чтобы рассказать о том, что никакого Минотавра не существует. А зловещий рёв в переходах Лабиринта учёный поклялся обеспечить.
Итак, Минос, предвкушая грядущую славу, отправился снаряжать гонца в Афины со скорбной вестью о человеческой дани в добавок к золотой, а Дедал тем временем принялся сооружать систему узких каменных коробов, которая выходила наружу с подветренной стороны центральной башни Лабиринта. Свирепый морской ветер, врываясь в небольшие окошки, свистел и ревел, и эти звуки зловеще отдавались в пустынных коридорах дворца, вполне соответствуя слухам о диком нраве мнимого Минотавра.
Так прошло три года. Люди с уважением и страхом шептались об ужасном чудовище, взятом под опеку царём Крита, афиняне стенали, посылая своих юношей и девушек каждый год на поживу кошмарному Минотавру, который, по уверениям людей, было настолько свиреп и кровожаден, что его зловещий рёв было слышно даже вне стен Лабиринта.
Тем временем, в Афины прибыл сын Посейдона Тесей, считавшийся сыном правителя Афин Эгея (не правда ли, вся эта генеалогия героев Эллады настолько запутана, что от одного только усилия понять, кто кому кем приходится, можно сойти с ума?). Молодой герой решил избавить город своего отца от позорной дани и, несмотря на уговоры Эгея, отравился в числе прочих жертв на Крит, чтобы сразиться с Минотавром, победить его и тем самым избавить великие Афины от беды.
Молодой Тесей был очень силён и хорош собой. При дворе его деда, царя Арголиды Питфея, его обучали до шестнадцати лет самым разным воинским наукам: обращению с копьём и мечом, умению плавать и надолго задерживать дыхание в воде, классической борьбе и тому подобному.
Прибыв на Крит, Тесей, благодаря своей красоте и силе, немедленно был замечен прежде всего Миносом, с подозрением оглядевшем новоявленного героя, отличавшегося от детей простых афинян. Ещё герой привлёк внимание дочери царя, прекрасной Ариадны, которой в ближайшее время не нашлось бы подходящей партии не то что на Крите, но и во всей Греции, поскольку тщеславие правителя Крита превысило уже все пределы, и он желал отдать дочь только за какого-нибудь бога. Ну, или полубога.
Тесей же сразу объявил, что приходится сыном богу морей Посейдону. Подозрительность Миноса увеличилась ещё более: с чего это Афины прислали в дань живого полубога? Царь решил проверить юношу и бросил в море золотое кольцо.
Мы не можем точно сказать, при каких обстоятельствах происходило сие действо, но, вероятно, царь бросил своё кольцо с высокой скалы. И столь же велика вероятность того, что в Средиземноморье предполагаемых героев непременно учили плавать, в том числе и под водой. Так что здесь мы опустим интересный фрагмент мифа о том, что сам Посейдон принимал Тесея в своём подводном дворце, а жена его, Амфитрита, преподнесла юному герою золотой венец и кольцо на подносе. Скорее всего, сам Тесей понимал, куда едет и зачем, и заранее приготовил золотой венец. А кольцо, особенно из золота, далеко от места броска всё равно не уплыло бы. Мы можем сейчас только строить предположения о глубине воды в том месте, куда царь бросал кольцо, но вряд ли возле берега острова было очень глубоко, каких бы высоких скал там не находилось. Да и не три же дня ждали они Тесея на берегу.
Так или иначе, Тесей вылез на берег, предъявил изумлённому царю и его восхищённой дочери кольцо, поправил венец на голове, вновь опоясался отцовским мечом и попросил побыстрее проводить его к Минотавру, дабы победить чудовище. Ну что ж, пожалуйста, Минос проводил юношей и девушек к дворцу. Надо полагать, в тот момент ветра не было, в Лабиринте никаких звуков не раздавалось, и можно было сказать, что Минотавр спит. Вряд ли было бы честно заколоть мечом спящего полубога, даже если он – чудовище. Тесею пришлось согласиться с этим и афинян проводили на отдых в покои при дворце.
Эта ночь, судя по всему, оказалась очень активной на разные действия разных персонажей мифа. Минос, видимо, излагал Дедалу свои опасения по поводу раскрытия хитрости с чудовищем и превращения царской славы в царский позор. Учёный же, тоже обеспокоенный наплывом враждебных афинян, утешал царя тем, что даже если Тесей и войдёт в Лабиринт с мечом, даже если узнает, что никакого чудовища нет, то всё равно там и погибнет от голода. Ведь сыскать путь к дверям без карты невозможно, а мечом, даже самым лучшим, каменный дворец не разрушить.
Но планы планами, а жизнь своё взяла. Ариадне, дочери Миноса, не желающей вечно сидеть в старых девах, пока прославленный папаша подыщет ей подходящего бога в мужья, приглянулся юный Тесей. Решив, что из маловероятного и предположительно досягаемого, лучше выбирать последнее, она пришла в палаты к Тесею и предложила ему как помощь в победе над Минотавром, так и себя саму. Она дала ему длинный клубок ниток, чтобы он привязал его у входа в Лабиринт, сразился со зловещим, но никем не виданным чудовищем, обитавшем в глубине дворца, а потом вышел обратно, забрав у тщеславного Миноса, как долгую славу, так и дочь. Тесей согласился, хотя до него наверняка уже дошли слухи о том, что царь предназначил дочь в жёны какому-нибудь богу. Позже это позволит героическому молодцу избавиться от нежеланной невесты, оставив её на пустынном берегу, поскольку к Тесею явится во сне (выше всякой вероятности предположение об обильных возлияниях вином, в честь победы юного сына Посейдона) бог вина и виноделия Дионис и скажет, что Ариадна должна стать его женой.
Но, тем не менее, пока что всё шло по плану героя. Он привязал нить у входа в лабиринт и отправился искать там Минотавра, ориентируясь на рёв чудовища. Вот только меч Тесею не пригодился, поскольку он, добравшись до центра Лабиринта, обозрел инженерные коммуникации, обеспечивающие мнимому монстру прикрытие, и понял, что вся эта история оказалась липой. Наверняка героя обуяло грандиозное возмущение, иначе, вероятно, Дионис бы не являлся к нему во сне по пути домой, чтобы предъявить претензии на Ариадну, которая не смогла доказать, что не знала об этом обмане.
И вот, таким образом, мифическое чудовище действительно оказалось побеждено Тесеем, который принародно объявил Миноса жуликом и охотником за дешёвой славой, продырявил корабли критян, чтобы те не пустились в погоню и отправился домой, в Афины, забрав у раздавленного грядущим позором царя ещё и дочь.
Какие чувства испытал Минос, узнав о провале своей дутой славы, догадаться нетрудно. Тесей же прибыл в Афины со славой, несколько омрачённой смертью его престарелого отца из-за нелепой случайности с черными и белыми парусами.

[Алтимус]

Благие намерения.

Итак, хитроумный план учёного Дедала по прославлению Миноса провалился с грандиозным треском. Радушное гостеприимство правителя Крита сменилось опалой: царь разгневался на художника за то, что придуманное Дедалом чудовище Минотавр было побеждено молодым героем Тесеем без единого удара. Условия проживания учёного во дворце становились всё жестче, обращение всё грубее, так что он оказался почти в плену.
Минос всё требовал от Дедала исправить причинённый ему позор, сотворив какую-нибудь иную диковинку, кроме уже разрушенного силами царя дворца Лабиринта. Но художник не мог или не хотел больше ничего придумывать для критского правителя и провёл на острове много лет. Считается, что Минос просто не хотел отпускать скульптора, желая один пользоваться его услугами, но мы-то с вами знаем…
Что ж, в таком своём положении Дедалу обвинять, кроме себя, было некого. Когда-то он считался величайшим художником, скульптором и зодчим Афин. Рассказывали, что он высекал из белоснежного мрамора статуи столь дивные, что они казались совершенно живыми. Он изобрел многие инструменты для своей работы, например топор и бурав. Слава его шла далеко.
Тогда у Дедала ещё не было сына и он обучал своему искусству племянника по имени Тал, сына своей сестры Пердики. Тал с самой юности поражал всех своими талантами и изобретательностью: нетрудно было понять, что он превзойдёт своего дядю. Что ж, все мы люди, всех нас иногда одолевают тёмные чувства, вот и Дедал позавидовал своему племяннику. Однажды они стояли вместе на афинском акрополе, у самого края скалы. Скульптор, уверенный, что останется безнаказанным, столкнул Тала вниз. Позже, когда художник собрался спрятать тело, его заметили, злодеяние Дедала открылось, и ареопаг присудил его к смерти.
Вот так он оказался на Крите, в фактическом плену у царя Миноса. Прошли годы, сынишке Дедала Икару уже исполнилось пятнадцать, и учёный решил: хватит ждать. Если невозможно покинуть Крит ни наземным, ни морским путём, то для бегства открыто небо!
И знаете, что придумал художник, живший тысячи лет назад? Он изобрёл и сконструировал первый в мире планер – такую треугольную штуку, с которой сейчас экстремалы спрыгивают с высоких скал, планируя в воздухе с потоками ветров. Он внимательно смотрел за птицами, подмечая форму крыльев, взял несколько лёгких деревянных планок, соединил их в подобие громадной плоской птицы, а потом натянул между планками сеть и прикрепил к ней воском множество перьев. Так и получился первый в мире планер.
Делал, вероятно, провёл несколько пробных полётов, понял, как надо управлять планером над морем, лавируя за прихотливыми морскими ветрами, и собрался сказать «прощай!» двору царя Крита Миноса, переставшему быть гостеприимным.
Стремясь к свободе, учёный подумал и о своём сыне. Но сразу он не обучал Икара, поскольку поначалу планер был один, а теперь уже стало поздно его учить, так как кто-нибудь мог заметить экспериментальные полёты Дедала и планеры бы отобрали. В общем, художник просто поставил планер перед сыном и сказал, что сейчас они полетят к свободе. Он велел Икару в точности повторять за ним все движения этими «крыльями», не спускаясь, ни выше, ни ниже, не сворачивая ни вправо, ни влево. Для верности, чтобы увлечённый полётом мальчишка не потерял бдительности и не свалился в море, Дедал крепко привязал сына к раме планера. Он ещё раз повторил Икару рекомендации по полету, и они кинулись с высокой приморской скалы навстречу свободе.
Поначалу, всё шло хорошо. Они уже миновали несколько островов и летели всё дальше. Юному Икару понравилось лететь, он, как и всякий человек, впервые уподобившийся птице, упивался полётом. Вскоре он начал шалить в воздухе, закладывать всякие виражи, позабыв строгий наказ отца.
Согласно легенде, Икар поднялся слишком высоко, и солнце расплавило скрепляющий перья воск, что привело к смерти юноши. Но, вероятнее всего, всё было наоборот: в упоении полётом мальчик спустился слишком низко к воде и коварный порыв морского ветра просто вдавил его в воду, коснувшись планера сверху. А поскольку Дедал, беспокоясь, привязал его к раме рукотворных крыльев, Икар не мог выплыть, не мог перевернуть планер, и судьбой его стало утопление.
Дедал же, оглядываясь и разыскивая взглядом сына, звал его, умоляя откликнуться. Но только перья остались плавать на воде. Учёный вдруг понял, что случилось с Икаром, и возненавидел своё искусство, возненавидел тот день, когда решил бежать с Крита воздушным путём.
Таким образом, благими намерениями Дедала для Икара оказалась вымощена дорога туда, где растёт много асфоделей, прохладно, тихо и очень глубоко – в царство Аида.
Что касается самого Дедала, то он добрался воздухом до острова Сицилия, где поселился у царя Кокала. Минос же, узнав о побеге ценного пленника, пустился за ним в погоню. Правитель Крита прибыл к Кокалу, но дочери сицилийского царя не хотели отпускать Дедала. Девушки убедили своего отца согласиться на требования Миноса и принять его, как гостя, во дворце. Когда критский царь принимал ванну, они сообща притащили и вылили на него котёл кипятка. Бедняга умер в страшных мучениях.
Дедал же долгие годы прожил на Сицилии, а под конец жизни снова вернулся в Афины, где положил начало роду Дедалидов, знаменитых афинских художников. Видимо, у афинян оказалась не слишком долгая память, а, может быть, умерли все те, кто помнил о совершённом когда-то Дедалом убийстве.

[Алтимус]

Миф третий: Три фатальных совпадения.

Жила-была когда-то, в Древней Греции, одна очень красивая девушка по имени Медуза, с прекрасными длинными волосами, светлыми, струящимися и невесомыми, словно щупальца морской тёзки девушки. Далеко разносилась слава о красоте Медузы и её сестёр – Стейно и Эвриалы. Все они очень гордились своей красотой. Согласно легенде, Афродита наказала красавиц за такую гордыню, обратив их в ужасных горгон, что были покрыты чешуёй, имели острые когти, змей в волосах и могли взглядом обращать в камень. Но скорее всего, дело было так: Медуза заболела какой-то кожной болезнью и заразила своих сестёр (фатальное совпадение № 1). Видимо, их кожа в результате оказалась покрыта страшными струпьями – вероятно, это была ветрянка, а струпья возникли от расчёсывания. Таким образом, объясняется чешуя горгон.
Нетрудно предположить, что прекрасные некогда сёстры выжили после болезни, но превратились в весьма страшных особ. Естественно, все остальные подумали, что на них обрушилось проклятье богини Афродиты и поспешили изгнать сестёр из обитаемых мест. А может быть, какой-нибудь учёный понял, что может разразиться эпидемия и, призвав на помощь богиню любви, удалил распространителей заболевания за пределы города.
Так или иначе, трём сёстрам пришлось поселиться в лесах. Ясное дело, прежде им не часто доводилось жить на лоне природы и они даже не подумали взять с собой хотя бы нож. Им нечем было ни обрезать волосы, ни остричь ногти, а кузнецы, у которых можно было бы купить что-то подобное, вряд ли спешили принять таких страшилищ у себя. Таким образом, объясняются когти горгон.
Девушки, изгнанные из цивилизованного общества не по своей вине, сначала, вероятно, питались всякими орехами и ягодами, поскольку навыками охоты едва ли владели. Приобрести славу горгон, а значит, и средство запугивания мирного населения, им помог случай.
Предположительно, дело было так: шли по дороге два путника. Шли они мимо леса и вдруг увидели мелькнувшие среди деревьев светлые волосы. Такой цвет волос был редкостью в Средиземноморье, и путники заинтересовались этим феноменом, надеясь повстречаться с лесной нимфой. Они свернули с дороги в лес, в надежде повстречать прекрасную незнакомку. И повстречали… Медузу.
Надо полагать, оторванным от общества девушкам было довольно одиноко в лесах. Как отверженным людьми и наказанным богами, им могло показаться вполне романтичным завести себе в качестве домашних животных каких-нибудь безобидных змей. Или, что ещё вероятнее, услышав за спиной шорох травы, девушка обернулась и (фатальное совпадение № 2) ей на голову с дерева свалилась змея. Скорее всего, Медуза перепугалась и ужасно закричала, как и всякая нормальная девушка при таком внезапном контакте со змеёй.
Путники же, рассчитывавшие подкрасться с тыла к хорошенькой светловолосой нимфе, бродившей в сени лесов, внезапно столкнулись с вопящим адским видением, у которого среди волос ещё и змея шевелилась. Ясное дело, они бросились бежать, и тут (фатальное совпадение № 3) один из них споткнулся о корень и упал. Возможно, подвернул ногу и не мог больше ходить. На свою беду, бедняга повстречался ещё и с каким-то ядовитым животным, что в Средиземноморье совсем не редкость, и оно его укусило. Его спутник к тому времени уже унёсся далеко вперёд, а крики раненого и укушенного товарища только придавали сил его ногам. Медуза же, перепуганная змеёй, в этот момент с криками бежала в противоположную сторону. Так же возможно, что она предварительно отшвырнула змею, которая приземлилась как раз на беднягу с повреждённой ногой.
Яд некоторых видов тарантулов (а может, и змей, и скорпионов) вызывает у человека паралич всех мышц, мышцы напрягаются, твердеют и чаще всего в результате этого человек умирает от удушья. Прямо как если медуза щупальцами стреканёт. Именно так и случилось с одним из путников. Его же товарищ, отбежавший от опасности, но не слишком далеко, наконец, понял, что все крики затихли, и отправился посмотреть, что же случилось с его приятелем, попавшим в лапы к чудовищу. Он вернулся и нашёл своего приятеля мертвым. В результате удушения его лицо оказалось землистого, «каменного» цвета, а мышцы напряжены и сведены. Выживший путник дотронулся до мертвеца – твёрдый! В совокупности с цветом лица этого оказалось достаточно для возникновения легенды об ужасных горгонах, одним взглядом обращающих человека в камень. Впоследствии, это привело к смерти Медузы от руки героя Персея, который по заданию царя Полидекта, отправился добывать её голову.
Как известно, древние греки вмешивали богов Олимпа во всякое и каждое своё дело. Разумеется, Гермес и Афина едва ли спускались лично с божественной горы, чтобы вручить Персею блестящий медный щит и острый меч, могущий перерубить металлическую чешую горгон. Скорее всего, к тому времени, как слухи о чудовищных сестрах достигли Серифа, где правил Полидект, несчастных девушек наделили полным набором чудовищных качеств. Например, блестящей чешуёй, что крепче любых доспехов, и быстрыми золотыми крыльями, на которых они летали и догоняли своих жертв (надо полагать, то были остатки изорванных, некогда богатых, вышитых золотом и серебром одежд, что в мирской жизни носили бывшие красотки); и когтистыми медными руками (ногти сестрицы не стригли известно почему, а изношенность одежд при лесной жизни помогла сменить белый цвет кожи рук бронзовым загаром). Горящие же яростью глаза неудивительны, при ненависти бедных девушек к изгнавшим их представителям рода человеческого. Что касается убийства путников – ну надо же было горгонам как-то выживать. Кроме того, велика вероятность, что от всех переживаний и лишений, барышни изрядно повредились рассудком, посчитав себя частью сонма чудовищ.
Так что, на пути к убийству Медузы, Персей собрал все слухи о горгонах, пораскинул мозгами и купил себе упомянутые щит и меч, для коих просил благословения в храмах Афины и Гермеса соответственно.
Итак, юный герой отправился искать горгон. По Средиземноморью уже бродили слухи о сёстрах-грайях («старухах»), что могли указать дорогу к горгонам.
Логично предположить, что Медуза, Стейно и Эвриала очень соскучились в одиночестве, не утерпели и послали весточку своим бывшим подругам или родственницам, с просьбой принести немного нормальной еды. Те, как гуманные девушки, посочувствовали изгнанным, и встретились с кем-то из сестёр, надо полагать, под покровом ночи. Но, видимо, горгоны были всё ещё заразны, поскольку вскоре на свет появились грайи, которые, вдобавок к превращению в страшных старух, в результате болезни утратили и зрение. Таким образом, бестиарий чудовищных дам Древней Греции пополнился ещё больше, а родственницы-монстры, оказавшись в схожей ситуации, стали поддерживать связь друг с другом.
Итак, Персей пришёл к грайям. Как известно, по слабости зрения, жительницы неких мрачных краёв (куда их, видимо, вынудили переселиться испуганные и воинственные обитатели более людных мест) пользовались каким-то усиливающим зрение прибором – вероятно, куском специально обработанного хрусталя, прототипом современной линзы. Юный герой легко отобрал у истощённых болезнями и лишениями дам их «монокль», требуя взамен указать дорогу к горгонам. Не желая остаться ещё более беспомощными, чем они уже были, грайи согласились.
Далее, по легенде, Персей приходит к нимфам, которые вручают герою дары, что помогут ему в схватке с горгонами: шлем Аида, делающий своего обладателя невидимым; сандалии с крыльями, с помощью которых можно было летать по воздуху; и волшебную сумку, что расширялась и сжималась по желанию хозяина.
Из всего этого видно, что Персей был исключительно расчётливым стратегом: надо полагать, он тихо, вброд, добрался до островка, на котором обитали горгоны (если учесть слухи об убиваемых медными руками и обращаемых в камень путниках, вряд ли сестры жили далеко от берега). Там он некоторое время посидел в засаде, рассчитывая как подобраться к ним поближе, изучая их образ жизни. С учётом уверенности героя в смертельности их взглядов, он отправился в ближайший городок и заказал изготовить себе шлем, оснащённый чем-то вроде лошадиных шор, которые ограничивали зрение до узкой полосы и позволяли смотреть только в одну сторону, а именно на отражение Медузы в блестящем медном щите. Наверняка, изготовитель шлема ещё и не преминул пошутить: такой шлем, мол, только для Аида и годится, потому что в загробном мире, кроме Персефоны, всё равно глядеть не на что. Ещё Персей прикинул, как понезаметнее подобраться к горгонам поближе и приобрёл себе плащ под цвет почвы на островке. Что касается крылатых сандалий, то вероятнее всего, не мудрствуя лукаво, молодой герой оснастил их шипами, чтобы легче и быстрее взбираться на каменистые склоны островка. Безразмерная сумка… тут всё довольно просто: оценив издали длину волос Медузы, Персей сделал себе сумку из куска рыболовной сети, то есть обыкновенную авоську. Сложенная, она легко умещалась в маленьком кармашке, а в развёрнутом виде могла вместить в себя человеческую голову с длинными свёрнутыми волосами.
Итак, под покровом темноты горгоны просыпались и шли искать себе поживу в виде поздних путников, подстерегая их на дороге. Днём ночные хищницы мирно спали на своём островке. Вооружённый по всей науке истребления монстров, Персей, вероятно в полдень, подкрался к спящим сестрам и принялся выбирать – у которой же тут змеи в волосах, кто из них – смертная Медуза. Почему только она считалась смертной? По всей видимости, ей одной не повезло при столкновениях с путниками: кто-то ранил её, подумал, что она уязвима, а остальные нет, сбежал от них, панически отмахиваясь мечом, и рассказал о таком случае всем, кому только можно.
В общем, Персей не мог определить, кто из светловолосых страшилищ Медуза и отрубил голову наугад. Видимо, какие-то звуки он всё-таки издал, поскольку остальные горгоны проснулись и принялись искать погубителя сестры. Но сандалии с шипами и природная ловкость помогли ему сбежать по каменистому крутому склону островка как по ровной дороге, оставив псевдокрылатых страхолюдин позади.
Остаётся вопрос, как Персей объяснил отсутствие змей в волосах. Надо полагать, по дороге обратно к Полидекту, герой размышлял над этим вопросом и остановился на таком решении: вымазал кровью или смолой отдельные пряди волос и решил идти помедленнее, чтобы можно было сказать, что змеи не выдержали долгого пути и разложились. Заодно, пока тянулась неторопливая дорога, у Персея было время украсить свой подвиг разнообразнейшими интересными подробностями. Ценимое греками искусное владение словом и богатое воображение помогли охотнику за головами дать жизнь легенда об ужасной Медузе, её родственницах и победе над ними.
Кроме того, совсем недалеко отсюда и рождение Пегаса, крылатого коня, что родился из крови убитой горгоны. Скорее всего, белый конь (который, возможно, горгоны отобрали у какого-нибудь несчастного на дороге, да убивать пожалели. Или он принадлежал самому Персею) испугался запаха крови и рванул от островка так, что только копыта засверкали. Небось, с грузом на спине он не проявлял такой прыти, так что легенда о крылатости тоже вполне могла принадлежать Персею.